Что касается ночи убийства, то у Ольги Васильевны на нее оказалось стопроцентное алиби. Я бы сказала, железобетонное. Бедная старушка в тот вечер сильно занедужила, а дочь с будущим зятем, как мы помним, были на концерте и планировали заночевать в гостинице. Поэтому бабушка не придумала ничего лучше, как отправиться в больницу. Отправиться с помпой – на «Скорой помощи». Так что в тот момент, когда жестокий убийца вонзал канцелярский прибор в тело моего шефа, бабушка лежала под капельницей под надзором врачей, свидетельством чего являлась соответствующая выписка, любезно продемонстрированная нам хозяйкой дома. Так что если отсутствие явных мотивов еще можно было оправдать наличием скрытых, то вот с возможностями дело обстояло совсем плохо – их у Ольги Васильевны попросту не имелось. Не говоря уже о том, что представить себе, как эта едва передвигающая ноги старушка смогла дотащиться до нашей конторы и уж тем более вонзить в шефа орудие смерти, я лично никак не могла.

Геля, похоже, тоже сдалась, так как, бросив тоскливый взгляд на висевшие на стене картины, как видно, прощаясь с надеждой отыскать в них причину для жестокой расправы с Креольским, она нехотя поднялась и, сославшись на большое количество дел, предпочла откланяться. Я, как верный оруженосец, потрусила рядом, удивляясь, как это мне опять удалось превратиться в безмолвного спутника харизматичного лидера. Что ж за судьба у меня такая – все время на вторых ролях?

– И что теперь? – спросила я, покусывая губу от досады.

– Не кисни, – Ангелина оторвала руку от руля и растрепала мне волосы, отчего мы чуть было не «поцеловали» впереди идущую машину, – веселье только началось. Предлагаю заняться поисками таинственного внебрачного ребенка покойного отца семейства этой веселенькой семейки.

– Но зачем?

– Как зачем? – казалось, моя спутница знала нечто такое, о чем я и не догадывалась. Иначе как объяснить ее горящие от азарта глаза и охватившее возбуждение? – Сама подумай, – Ангелина лихо крутанула руль, перестраиваясь в левый ряд, на что идущая там машина возмущенно отреагировала громким гудком клаксона, – у кого, как не у внебрачной дочери завещателя, больше мотивов желать потери документа, содержащего его последнюю волю? Только представь, что бы было, не найдись завещания? Тогда она вполне могла бы претендовать на роль наследницы и получить то, что ей причитается по закону и справедливости.

Я с сомнением покачала головой – девственная белизна ниток, коими сшили эту теорию, слепила глаза.

– Все бы хорошо, если бы не одно «но». А если точнее, то далеко не одно. Во-первых, – принялась я загибать пальцы, – завещание никуда не делось. Пропал только нотариальный его экземпляр, что на суть дела не влияет. Во-вторых, – слегка повысив голос, я пресекла попытку Ангелины что-либо мне возразить, – даже если предположить, что наличие второго экземпляра документа досадная оплошность и отступление от первоначального плана убийцы, не думаешь ли ты, что убивать нотариуса, красть важные бумаги, а потом объявляться в роли наследника – прямой путь за решетку. Не настолько же она глупа, чтобы полагать, будто у Макаровых не возникнет никаких подозрений, после того как исчезнет завещание. В-третьих, – Ангелина явно хотела мне что-то возразить, но, закусив удила, я не планировала останавливаться, – как именно, по-твоему, убийца планировал устанавливать факт родства? Нет, экспертиза ДНК и все такое. Но ты хоть представляешь себе, какая это волокита? Особенно учитывая, что отца нет в живых? Дело могло тянуться годами. И все ради чего? Ради одной трети в не самой дорогой и престижной квартире? И, наконец, последнее и главное – где именно этот таинственный внебрачный ребенок? Учитывая затеянную им суету, ему пора бы уже объявиться. Не находишь?

Бросив торжествующий взгляд на Ангелину, я немало удивилась, заметив, что она ничуть не утратила былого энтузиазма. Казалось, мои слова не произвели на нее никакого впечатления, и я понятия не имела, почему. Но недолго, так как женщина вскоре мне все объяснила. Лихо притормозив около симпатичного кафе, словно птичка, выпорхнула она из автомобиля и направилась к открытой террасе. Я последовала за ней.

– А как тебе такая история? – произнесла она, откидываясь на спинку стула после того, как мы сделали заказ. – Что, если внебрачная дочь старика Макарова не собиралась вообще убивать Креольского? Ты же сама говорила, что в тот вечер он неожиданно задержался допоздна. Что, если она просто хотела выкрасть завещание. Проделать то же самое с экземпляром бедных родственников – вообще пара пустяков, ты же видела, какая там хлипкая дверь. Ну а дальше дело техники. Что касается «овчинки», то я все же настаиваю, что она может стоить выделки. Видела, какие картины висят в доме Макаровых? Вдруг они просто сами не подозревают, какими сокровищами обладают?

– Ну да, они не знают, а таинственная дочь, которая отца и в глаза не видела, конечно, все знает, – с сомнением покачав головой, я отпила воды из стакана, любезно принесенного официантом.

– Как знать, может, отец, чувствуя вину перед покинутым ребенком и предчувствуя скорую кончину, написал чаду и раскрыл ему великую тайну.

– И все равно это не снимает вопроса о том, на что она могла рассчитывать, выкрадывая документы, ведь стоило ей предъявить свои права на наследство, как всем сразу становится ясно, кто именно стоит за пропажей завещания.

– И что? – казалось, у моей подруги имелись ответы на любые вопросы. – Их слово против ее. Доказать-то ничего невозможно, а из вашей конторы пропали не только бумаги с последней волей Макарова. Кроме того, не сохранись данные на твоем компьютере, о чем предполагаемая убийца знать не могла, на эту семью и вовсе бы никто не вышел.

Невесело рассмеявшись, я уж было собралась съязвить по поводу чрезмерной увлеченности моей подруги женскими детективами, но слова застряли в горле, встретив преграду в виде трепыхавшегося там же сердца – возле кафе парковался черный автомобиль Креольского. Двух мнений быть не могло. И хотя тонированные стекла не давали мне разглядеть салон, я точно знала, кто именно сейчас находится за рулем. Не собираясь выяснять, заметил ли меня Олег, я резко поднялась и опрометью бросилась в глубь кафе. Поинтересовавшись у услужливо подскочившего официанта, где у них находится дамская комната, быстро в ней укрылась, спрятавшись в одной из кабин. Заперев дверь на шпингалет, села на унитаз и прислонилась головой к перегородке, пытаясь унять охватившее меня волнение. Щеки пылали алым пламенем, руки предательски дрожали – моя готовность предстать перед Олегом лицом к лицу находилась на нулевой отметке.

Резкий зуммер телефонного звонка заставил меня подскочить как ошпаренную. Боязливо потянув молнию сумочки, словно опасаясь, что оттуда выскочит сам Креольский, я с сомнением уставилась на экран, высветивший незнакомый номер. Как знать, вдруг коварный мужчина воспользовался чужим телефоном, чтобы наконец-то со мной связаться. С другой стороны, это вполне могла быть и Ангелина.

Утопив круглую кнопку, осторожно поднесла трубку к уху, готовясь в любой момент дать «отбой».

– Соня, – несмотря на то, что Геля говорила шепотом, меня едва не оглушил ее голос. У страха, видимо, не только глаза велики, но и уши. – Ты где?

– В туалете, – сомневаюсь, что Олег мог бы меня услышать, но все равно я почему-то тоже говорила шепотом.

– Там и сиди, тут Креольский.

– А ты думаешь, почему я так быстро сбежала? Он один?

Геля замешкалась лишь на секунду, но я поняла, каким будет ответ.

– Нет, мне жаль, – в голосе подруги слышалось искреннее сочувствие, но это не смягчило боль от удара острого ножа, который она вонзила мне прямо в сердце. Так, подумаем об этом завтра, пока нужно решать прочие вопросы.

– Они тебя видели?

– Пока нет. И надеюсь, что не увидят. О нет. Поздно! Он идет сюда. Здравствуйте, Олег… эээ… – Геля отключилась, а я так хотела послушать их беседу. Хоть и боялась, что голос Креольского окончательно выбьет уходящую из-под ног почву. Но разве может быть хуже? Оказалось – вполне.